Неяркое солнце в лёгком миноре - Елена Хисматулина

И потянулся новый рассказ, новая история о жизни. Виктор Андреевич снова курил, до самого кончика, будто выгрызая сигареты изнутри. Тяжелый сизый дым наполнил небольшой кабинет. У меня слезились глаза, но я боялась прервать его.

По словам Виктора Андреевича Андрей был почти точной его копией. Высокий, статный, на голове копна красиво вьющихся волос. Виктор Андреевич в нем видел достойное продолжение рода, на него возлагал надежды. Но Андрей не обладал ни мозгами родителя, ни характером. Учился средне, поступить на юрфак не смог, как бы ни старался отец. Сходил в армию. В отличие от своих же друзей не стал заметным ни в роте, ни в среде товарищей. Не стал никем, кого хотел бы видеть в сыне Виктор Андреевич. Вернулся домой, устроился на завод. Виктор Андреевич обрадовался, что вот сын, мол, решил сначала рабочую закалку пройти, посмотреть, как оно – деньги зарабатывать. А потом уж в институт.

Но Андрей об институте даже не помышлял. На его пути случайно встретилась женщина, которая перекроила жизнь всей семьи будто заново. Вера на заводе была баба известная. Не красавица, совсем даже наоборот – низкая, с тяжелыми бедрами, полными некрасивыми ногами. Виктора Андреевича раздражало ее круглое простоватое лицо, крупный нос картошкой и дико накрашенные, обведенные жирным контуром глаза. В довершение всего она славилась на заводе слишком вольным поведением. Мужики появлялись в ее судьбе, уходили, но казалось, потери ее мало трогали. Она обладала удивительной способностью притягивать к себе все новых и новых воздыхателей. Крутила ими, помыкала, высмеивала на глазах всего завода. Феномен ее был непостижим.

И надо же было тому случиться, что именно к Вере прикипел душой Андрей. После работы он возился с ее шестилетним сыном, бегал за продуктами, занимался ремонтом. Вера почти открыто гуляла на его глазах с чужими мужиками, а Андрей ждал ее как пес – преданно и верно. Виктор Андреевич пытался образумить сына, переходя с крика на мягкие уговоры и снова взвиваясь на крик. Андрей молчал, сжав кулаки, терпел и однажды просто исчез из дома.

На заводе выяснилось, что они с Верой уехали куда-то на Дальний Восток. Виктор Андреевич поднял все свои связи, отыскал беглеца и единственный раз в жизни послал не жену – поехал на разговор сам. Пришел в общежитие, дождался возвращения сына, поднялся вместе с ним в комнату и тут впервые увидел Веру.

– Что ты нашел в ней? Посмотри, сын! Вокруг столько баб, умных, красивых, порядочных. Посмотри в лицо этой самке. Она же не любит тебя! Ты нужен ей, чтобы содержать ее и ее отпрыска. Только для того, чтобы освободить ее от этого никому не нужного ребенка – сына. А пока ты будешь кашеварить, хозяйством заниматься, она на твоих же глазах станет блудить!

Вера выслушала Виктора Андреевича, усмехнулась, подошла близко-близко и, глядя в глаза, продолжая усмехаться, начала расстегивать халат:

– Вот такого мужчину я бы не упустила. Андрей, зря ты не познакомил меня с отцом раньше.

Виктор Андреевич посмотрел на сына, в его полные слез глаза. Отскочил от Веры как ошпаренный, а сын, срывая голос, закричал:

– Уходи, уходи, отец, иначе я за себя не отвечаю! Убью, убью своими руками! Ненавижу тебя! Ненавижу всю твою напыщенность, всю твою важность. Ты всем жизнь правишь, всем указываешь, что делать и как. Кому ты нужен, старый осел? Кому нужны твои ослиные советы? Убирайся. Мы сами разберемся со своей жизнью.

Виктор Андреевич провел ночь на вокзале. Ему все слышались последние слова сына: «Без тебя, слышишь, без тебя!» Утром уехал домой и больше ни разу не упоминал дома об Андрее.

Поддерживала связь с сыном мать. Ей он писал регулярно. У Андрея с Верой родилась дочь Ксюша. Фотографии долго пролежали на столе в надежде, что дед захочет взглянуть на внучку. Не захотел. Даже прикасаться не стал. И так и не спросил про ребенка. Периодически мать отправляла деньги сыну, тот принимал с благодарностью, но сам никогда не просил. А недавно пришло письмо, что Андрей с Верой захотели купить машину. Сын спрашивал, может ли мать помочь им. Если да, то сын готов приехать за деньгами сам. Супруга Виктора Андреевича решила поговорить с мужем серьезно.

– Хватит его казнить. Как ты сам реагировал бы, если…

– Что если бы? – резко оборвал Виктор Андреевич. – Если бы ты на моих глазах начала соблазнять моего отца – убил бы. Тебя! Эта мразь отняла у нас сына. Эту судьбу ты для него хотела? Этого желала? А сейчас он вспомнил, что есть мать с отцом. Машину захотел. Приехать просто так за шесть лет не смог. А за деньгами на машину – пожалте, готов явиться.

– Витя, это наш сын. Он такой, каким мы его воспитали.

– Каким ты его воспитала! Ты! Это ты посылала ему деньги, чтобы мальчик мог содержать семью. Он мужик и должен отвечать за свои действия, если мужик. А писать письмеца маменьке, тратить присланные ею деньги, рассказывать, как его жена-проститутка шландает, а он – идиот – второго чужого ребенка воспитывает, ума не надо.

– Это наш сын! Мой! Мой!

– Твой, пока ты можешь ему помочь. Попробуй, ответь, что денег нет, и жди писем. Авось дождешься когда-нибудь…

Виктор Андреевич мерил кабинет из угла в угол. Я сидела, затаив дыхание.

– Он приезжает завтра.

– Приезжает? Несмотря на то..?

– Да. Я звонил ему. Сам. После нашего разговора жена места себе не находит. А я смотреть не могу, как она изводится. И спать не могу. Из-за него, дурака, не могу. Сказал, чтоб приезжал.

– Вы хотите с ним поговорить?

– Я хочу его увидеть, потому что он мой сын. И хочу, чтобы мать за шесть лет могла хоть однажды на него взглянуть.

– А машина? Он ведь приедет за машиной?

– И получит ее, чего бы мне это ни стоило. У меня на машину нет сейчас, но я сегодня разговаривал с шефом. Когда мы партию по дешевке отбили, он мне предлагал «Жигули». Я отказался – мне было ни к чему тогда. Сейчас к чему, да только шеф жмется. Нет, говорит.

– Я слышала, он распродал все.

– А меня это не касается! – взревел Виктор Андреевич. – Я ему состояние на них сделал, капитал утроил! А он мне рассказывает, почему сейчас не имеет возможности. Я ему не рассказывал о возможностях, когда мы с ним бандитов – друзей его бывших – на бобах оставили. Всю партию тогда сцапали! Всех он тогда сдал и сам дрожал, как куриный подгузок. Кто из них жив теперь? У кого фирма процветает, коттедж стоит, жена из-за границы не вылезает. Все под разборку пошли, одного шефа я из-под удара вывел. А теперь он мне о своих сложностях вещает.

Я снова любила в нем человека. Человека с большой буквы, сложного, непредсказуемого. Но, став свидетелем его боли и его борьбы с сыном и за сына, хорошо понимала, что самые большие претензии, самые тяжелые обвинения и самый главный счет он предъявляет сейчас только себе. Мой замечательный Виктор Андреевич – человек, который учит меня многому, но никак не может научить чувствовать его, угадывать сложные ходы его сознания, неординарность действий.

Буквально через день я встретилась у Виктора Андреевича с Андреем. Шеф не смог отказать Виктору Андреевичу. Машина проходила оформление. Андрей сидел рядом с отцом – не такой красивый, даже скорее некрасивый, со светлыми, почти белыми вьющимися волосами и такими же невыразительными ресницами. Длинный, долговязый и совершенно блеклый на фоне отца. Я подумала, что только родители способны видеть красоту в своих внешне не очень удавшихся детях и свое продолжение в личностях, абсолютно лишенных даже предпосылок повторить феномен отца. Но примирение состоялось. Виктор Андреевич представил меня, мы перебросились парой шуток, я угостила их хорошим кофе и пожала Андрею на прощанье руку. Он был мне совершенно неинтересен, ни внешне, ни внутренне. Я еще раз убедилась в том, как Виктор Андреевич, несмотря на свою недавнюю злость и раздраженность по отношению к сыну, любил его – непутевого. Как любил и видел в абсолютно невыразительном, бесхарактерном, ведомом парне красивого, будто сам, умного, перспективного человека. И с какой готовностью отделял его от «глупой, развратной, мерзкой твари» – его законной жены. Была ли она и вправду такой, был ли он так далек от нее, если жил с ней по собственной воле, – кто знает.

Шли месяцы. Неожиданно для самой себя я как специалист выросла в глазах окружающих и, главное, моего шефа. Время текло так быстро, что его не оставалось на анализ происходящих вокруг изменений. Поменялось многое – страна, общество, наша контора и даже шеф. Теперь это был неплохо подкованный, более светский, если вообще к его крестьянской внешности можно было применить определение «светский», влиятельный человек. Мы по-прежнему не находили с ним общих позиций и тем. Но в работе я неплохо ориентировалась, с полуслова понимала его требования, научилась выражать на бумаге его отрывочные и бессвязные порой мысли. Я много работала, несмотря на то что частенько проводила около часа в кабинете Виктора Андреевича. Просто добирала потом вечерними «посиделками», иногда брала работу на дом.